Непрожитое, непережитое, затолканное в самые глубокие глубины души сочится оттуда по капле каждый день. И внезапно вырывается потоком, когда что-то извне потревожит израненную душу, как пинок по зашитой, но не зажившей ране, от которого расходятся швы и снова рвутся сосуды.

Больно.

Но больно мне. Те, кто уходит навсегда, уже не испытывают этой боли. Это мы не знаем, как жить дальше без них. Я не знаю.

Горько.

Что тогда, когда я была заперта, как в одиночке, в этой маленькой квартирке в Омске и в своей голове, не было рядом никого, кто рассказал бы мне про закон сохранения энергии. Про тепло и свет. Кто, как сказками, успокоил бы меня экскурсами в астрофизику и квантовую физику.
...да, странная я.

Безвозвратно упустил. Исправить какими-то мелкими, запоздалыми действиями...

Мы никогда не говорили с папой о смерти. Никогда. Вот сейчас я об этом страшно жалею, но мы с этой старой ведьмой стали интересны друг другу только после того, как встретились.

Наверное, папа боялся не умереть раньше меня. И теперь я понимаю, что тоже боялась не умереть раньше него. А сейчас — боюсь не умереть раньше Майтимо. Раньше всех, кого люблю. Боюсь, что не переживу этого снова.

Ведь тогда рухнул весь мой мир, почти пять лет я живу на руинах. Хотя и попыталась построить свой мир заново вокруг Майтимо. Что же будет со мною, если и он умрёт раньше меня...

Меня страшно тяготит то, что я никогда не узнаю, как он умирал. Долго ли, тяжело ли. Было ли ему больно, было ли страшно. О чём последнем он думал перед смертью, вспоминал ли меня, сожалел ли, что оставляет, осознавал ли, что оставляет совсем одну...

Какие-то чувства кристаллизуются на периферии возбуждённого сознания, драгоценные, как самоцветы, но вихрь эмоций подхватывает и уносит их. Я снова что-то забыла, пока писала предыдущий абзац, но мне страшно важно вспомнить и зафиксировать всё это, каждый крохотный кристаллик.

Вот. Вспомнила. Это про любовь. Как и почему можно «разлюбить» человека просто из-за того, что он умер? Особенно если он, словами Сэлинджера, был лучше всех живых?
Любовь — это то, что живёт в моей груди. И с какой стати что-то должно исчезнуть из моего сердца только потому, что другое сердце перестало биться...

И ещё кое-что. Да, я тоже страшная эгоистка. Потому что теперь, когда папы нет, кто пойдёт со мной через всю эту шахматную доску, делая всё, чтобы мне только не было страшно? Нет больше таких людей.
Уже из-за этого мне страшно. Мне холодно. Мне одиноко.
Я ещё не закончилась как маленькая девочка, как Алиса. Едва ли я когда-то вырасту теперь до того, что захочу уйти за реку одна.